Жажда власти
Для большинства из нас ответ на вопрос «почему» может содержать в себе желание заботиться, лечить, исцелять — проявления «архетипа больной-целитель». Наряду с этим, однако, может присутствовать и тайная жажда власти, как в стремлении окружить себя людьми в более бедственном положении, так и в возможности до некоторой степени управлять жизнью людей, нуждающихся в помощи. Гуггенбюль-Крайг (1971, с. 8-9) также обращается к этому вопросу:
В те годы, когда я проводил аналитическую работу с социальными работниками, я снова и снова замечал, что всякий раз, когда что-то необходимо навязать силой, сознательные и бессознательные мотивы этого оказываются многогранными. Невероятная жажда власти таится за фасадом… Довольно часто ставка делается не на пользу защищаемого, а на власть защитника.
Это особенно трудно понять с учетом того, что в моменты, когда следует принять решение насчет клиента или его ребенка, работник ощущает ужасающее бессилие, что заметно контрастирует с той властью, которую он или она имеют. Вот пример, демонстрирующий противоречивость властных чувств, ценность супервизии и сопротивление пониманию мотивов вопреки кажущемуся изначальному отсутствию сопротивления.
Предельно жестокий клиент пытался убить опытного социального работника за то, что тот забрал из дома его ребенка. Социальный работник по понятным причинам испытывал в связи с этим тревогу, которая росла и не могла удерживаться в широких рамках супервизии. Я получил консультацию и посчитал неадекватным сдерживать эту пронизывающую всю жизнь тревогу. Я решил, что единственный способ помочь — сконцентрироваться на полном понимании динамики данного случая, хотя вряд ли это могло показаться тем решительным ответом, который ожидался. Сфокусировавшись на динамике, мы начали понимать скрытое соперничество между работником и родителем за то, кто окажется лучшим родителем; клиент почувствовал огромную неуправляемую ярость, когда его поражение было подтверждено и конкретизировано выдачей Ордера заботы. Оценка соперничества помогла ограничить тревогу работника, агентства и мою собственную, расставив указатели для планирования работы. Планирование способствовало уменьшению тревожного бессилия. Клиент, отмечаю я с благодарностью, соответствующе реагировал на изменения в ситуации. Я привел этот пример, чтобы продемонстрировать, что агентства, озабоченные общественной безопасностью, и в особенности безопасностью своих работников… позволяют на свой страх и риск проводить супервизию.
Мы пришли к выводу, что этот случай — не такое уж исключение, как может показаться с первого взгляда. Наш опыт говорит, что как только происходит некий сдвиг в осознании работником аспектов своей теневой стороны — в данном случае соревновательности, часто сразу вслед за этим происходит сдвиг в сознании клиента. Проблема возможного злоупотребления властью очень просто выражена одним социальным работником: «Мы только очень поверхностно разбираемся в человеческих жизнях и не всегда способны проконтролировать, что мы делаем. Мы не задумываемся, что это на самом деле значит. Мы можем спровоцировать зависимость, подрывающую всю пользу для клиента…» (цитируется по Fineman, 1985). Это может происходить на очень тонком уровне. Далее следует пример одного из наших супервизируемых. Пример касается психотерапии, проводи-мой раз в неделю в течение 18 месяцев терапевтом-мужчиной для клиентки тридцати с небольшим лет.
Проблема, заявленная клиенткой на терапевтических сессиях, касалась трудностей на работе. Один ее коллега совершенно бесцеремонно обращался с ней, используя как бы в роли прислуги, а она не могла дать ему отпор, хотя очень хотела сделать это. Выяснилось, что отношение к ней как к объекту дошло до того, что он мог отправляться с ней в по-стель, когда бы ни захотел этого. Она не знала, как сказать «нет», и оба они до какой-то степени понимали, что из-за этого он мог относиться к ней с таким презрением.
В ходе сессии терапевт предложил, чтобы она, если хочет, заключила с этим мужчиной соглашение не спать с ним в течение трех месяцев, и посмотреть, как изменятся их отношения за это время. На следующую неделю она сообщила, что ощущает себя гораздо сильнее, общаясь с этим мужчиной, и очень довольна их договоренностью. Терапевту было приятно, но что-то казалось не так. Он вынес этот случай на проходившую раз в две недели супервизию, и осознал, что он действовал, как тот мужчина, говоря ей, что делать — возможно, с более благими намерениями, но тем не менее разрушая ее. То, что она согласилась с предложением и была счастлива по поводу его результата, било мимо цели — то есть ее основной проблемы, касающейся всех отношений с мужчинами, в том числе, очевидно, и с терапевтом, которому она не смогла сказать «нет». Терапевт знал, что его предложение является временным решением, но не осознал, каким образом его спасительное предложение стало частью паттерна клиентки отдавать власть мужчинам. В ходе супервизии терапевт столкнулся с «жертвой» внутри, той частью себя, относительно которой испытывал дискомфорт, и которая немедленно проявилась в незрелой интервенции. Он начал понимать, что обращение к незрелым решениям является его способом справляться с собственным страхом беспомощности. Действуя этим способом, он создал для себя зависимость от бихевиорального решения, вместо того чтобы делать свою работу, которая состояла в том, чтобы помочь клиентке полнее исследовать свою тенденцию оказываться в подобных ситуациях.